То есть у вас есть это разделение: могу быть проекты про бизнес, а могут – про творчество?Да, но проекты про бизнес – они только недавно стали про бизнес. Опять-таки мы столько денег вкладывали в развитие, в закупку оборудования, в ремонты, в обучение. По сути, бизнесом это стало только в последнее время. Сейчас я могу сказать, что мы что-то зарабатываем. Но при любом подходе звукорежиссура в кино – это не про бизнес. Мы сейчас просто оттенки обсуждаем, достойное существование. Парадоксально, но проекты с большими бюджетами часто менее прибыльны, чем малобюджетные сериалы по 6 сезонов. Я уверен, что есть более успешные в финансовом плане коллеги, чем мы.
Бывают случаи, когда вы берёте проект и понимаете, что получите определенную прибыль, на которую рассчитываете, но относительно творчества и профессионального развития не только вашего личного, но и команды ничего не получите, или оно там будет минимальным?Бывает. Конечно. Ну всё-таки мы должны существовать в режиме постоянного коллектива, потому что у нас единственное занятие, если мы не работаем, – это разбирать фонотеки. Соответственно, это вечно не может продолжаться. Конечно, иногда мы сознательно берем проекты, которые нам будет выгодно сделать, потому что у нас большой опыт в тематике, допустим, но понимаем, что по творчеству все решения уже будут в какой-то степени вторичны.
А что вы больше всего любите в своей профессии, и какие в ней самые очевидные минусы, с которыми сталкиваетесь?Да знаете: ко всему уже привык. Сложно сказать, когда столько времени этим занимаешься. Потом всё-таки в последнее время я больше занимаюсь управлением. Я, конечно, мышь в руку беру, но больше стараюсь подключаться уже на этапе перезаписи. Если делаю какие-то наброски по эффектам и фонам, то это какие-то сложные сцены, которые не получаются у ребят, или это какое-то авторское кино, где действительно не работает итеративный подход и надо работать индивидуально с режиссёром. Но этого немного. То есть большую часть времени я на самом деле провожу, скорее, уже в зале перезаписи, потому что, мне кажется, мы сейчас довели до такого уровня общение с ребятами, что перестали на перезапись брать элементарные сессии. То есть я на некоторых картинах даже не знаю, из чего какие-то эффекты сделаны, потому что я их слушаю много раз, но стараюсь не комментировать по компонентам. Это раньше была прям ловушка, когда я смотрел на монтаж, и у меня начиналась паника. То есть я вместо того, чтобы отреагировать на то, как все эти звуки работают целиком в контексте фильма, начинал обсуждать, из чего это сделано, как смонтировано: неудобно, неумело и так далее. А там же только тронешь этот конгломерат, какую-нибудь одну фактуру – всё рассыпается. Вот эта неловкость монтажа – её править не нужно. Человек сам исправится при условии, что ты всё время даёшь комментарии и проводишь периодические мастер-классы. Человек, если хочет научиться, всегда может заглянуть в наш архив, открыть старые проекты и посмотреть, как там это другие делали. Теперь я на просмотр или перезапись прошу просто 5.0 стемы, разложенные по компонентам. Получается очень удобно: по сути, если я беру вторую машину на перезапись, где у меня фоны и эффекты, то я уже больше думаю про творчество, потому что у меня есть просто стем с дверью и, может быть, скрип отдельный к ней. Дальше какие-то стэмы с фонами, ветром, акцентами, зверями, птицами, эффектами. Этим гораздо удобней и оперативней управлять, когда мало дорожек. Я стараюсь, чтобы у меня весь проект был на двух-трёх экранах Pro Tools. Когда я его могу охватить глазами, я сразу понимаю, как звуки взаимодействуют, а что мешает. Чтобы подправить ту же дверь или фоны, в 90% достаточно эквалайзера и компрессора. Я же их уже много раз слышал на просмотрах. Вряд ли они могли пройти несколько итераций, оказаться на перезаписи и не подойти к сцене.
Из того, что я не люблю, – это, конечно, само положение звукового поста в конце всей цепочки производства, зажатое между неуспевающей графикой, меняющимся монтажом и премьерой. Мы часто вынуждены отдуваться за нарушенные другими на более ранних этапах сроки. Поэтому очень сложно составить расписание дня, месяца, планировать выходные, отпуск. Я сейчас стал делать наоборот: сначала планирую отдых и выходные дни с семьёй, а потом уже работу. Главное – всем сказать заранее – прям за полгода. И, о, чудо – в эти дни не появляются срочные тизеры, не назначают просмотры, и всё как-то лучше складывается.
Это то, что вы любите в своей работе, да?Ну, как бы я люблю то, к чему я пришёл. Наверное, да. Когда-то, может быть, я устаю от организационных моментов: хочется, чтобы тебя никто не трогал, а ты сидел и двигал прямоугольнички звуков по таймлинии. Как раньше, когда тебе неделю никто не звонил, а потом приходил, смотрел и говорил, как всё прекрасно. Да, это комфортно, но, наверное, сейчас пока я не могу себе снова это позволить.
А инженерные вопросы – это тоже на вашей стороне? Вы их решаете внутри студии, или у вас есть технический директор?У нас есть системный администратор, есть отдельный сотрудник, который занимается правами доступа, фонотекой, бэкапом проектов и исходными материалами, и ещё слесарно-технический сотрудник, который прокладывает кабели, меняет лампочки, делает мелкий ремонт на рабочих местах. Раньше был ещё дежурный инженер. В принципе у сотрудников сейчас хватает технических навыков для того, чтобы поддерживать работоспособность студии. Концептуально современные студии поста – довольно простая вещь. У нас ни в одну студию ни одного звукового кабеля не идёт: всё по сети. Данте-протокол позволяет всё сконфигурировать, как тебе удобно, и назначить любые параметры на мониторные контроллеры. Всё виртуально, удобно, просто. Сейчас технология сосредоточена в сессии Pro Tools с контроллером и нескольких дополнительных программах. Нюансы в том, как ты плагинами пользуешься, как устроены шаблоны сессии, как ты отдаёшь и забираешь материал.
Например, сейчас мы очень много делаем премейдов в формате 4.0. После каждой картины раскладываем сцены на составляющие и делаем, убрав элементы финального микса, заготовки в балансе на будущее. Это один шажочек в сторону адаптации к ускорению производства. Посмотрев на Netflix, когда он заходил в Россию, и увидев, сколько они дают времени на изготовление фонов и эффектов, мы там чуда не обнаружили: всё очень сжато и вполне соответствует нормативам дорогих русских сериалов. А уровень конечного продукта чаще сильно выше. Соответственно, как это сделать? Вот так. То есть быть готовым к тому, чтобы сосредоточить всю работу на каких-то уникальных вещах, а всё проходное постараться сделать из того, что уже удобно подготовлено и лежит под руками. Всё равно надо расставить и скомбинировать акценты, что-то доработать, но ты уже оперируешь подготовленными звуками – они уже в зале пройдены. То есть ты также собираешь сцену, но из отшлифованных кубиков побольше, что ускоряет процесс и повышает общее качество. Конечно, объём и спектр этих премейдов должен быть очень широк. С этим у нас нет проблем.
А каким проектом больше всего гордитесь? Что было интересным, или стало вызовом?Гордиться – как-то странно. Это, наверное, на пенсии только, но в целом мне ни за один проект не стыдно. Из последних можно отметить «Сердце Пармы», «Бансу», «Балет», «Слон». Вызовом точно была картина
«Чувства Анны». Она попала на мобилизацию и переезд части команды в Казахстан. А это довольно авторское кино: оно требовало много времени. Уже после перезаписи режиссёр почувствовал, что мы в концепции сместились в слишком отстранённую форму. Там даже ни сколько из-за нашей работы это возникло, а из-за музыки. Понятно, что звук следовал за музыкой, и получилось довольно холодное, оторванное от чувств героини, звучание. Мне лично нравилось, но получилось, что шли-шли и не дошли.
Вы говорите «не дошли» в том смысле, что вы её не доделали? Или вы доделали работу, но осталось какое-то чувство незавершённости?Мы её доделали, но возникли определённые идеи у режиссёра что-то попробовать переделать по музыке, добавить больше реверберации. Картина сама по себе не очень сложная. Много авторских идей, но в той парадигме, в которой мы шли, она была достаточно понятная, но неожиданно парадигма поменялась.
А сказки на самом деле – мне кажется, лучший вариант побега от действительности, потому что, честно говоря, военные картины пока не хочется делать. Хотя сейчас я делаю такую казахскую картину – «Жаза», по-русски «Гости». Это как бы «плохие гости». Есть такое отдельное слово. У нас давно не снимали боевиков, а здесь отлично поставлены экшн-сцены, а-ля
«Идентификация Борна» – только в таком немного арт-хаусном варианте. Драки поставлены компанией «Kun-Do». Они ставили некоторые элементы в картину
«Президент Линкольн: Охотник на вампиров» и много за рубежом работали. Натренировали довольно немолодого актёра, и он настолько достоверно всё делает: движения, удары сняты полностью одним кадром – очень натурально. С 2000-х драк не делал – интересно вернуться к этому жанру.
А сказки интересны тем, что всё-таки в них есть образность. Мы делаем первый проход, второй, и мне очень интересно и нравится, когда уже микс наметился и начинается добавление нюансов: какие-то смешные элементы добавляются, смотришь, где ещё можно раскачать, добавить какой-нибудь смешной звук, акцент, имитатором каких-нибудь птиц или зверей записать, чтобы легче и веселее смотрелось.
Я не очень доволен тем, что не удаётся в большем объёме делегировать ответственность. Когда мы студию запускали, мне хотелось, чтобы ребята больше на себя брали ведение картин. Сейчас точно могу сказать, что организовывать других, становиться супервайзером, хотя бы внутри студии, далеко не у всех получается. С одной стороны, это совершенно другие зарплаты, которые все хотят, но всё-таки страх перед ответственностью многих удерживает. У нас были положительные опыты, но надолго мало кого хватило. Когда у меня по 2-3 проекта, приходится по 12 часов работать, чтобы отсмотреть, прокомментировать и ещё сделать свою текущую работу. Но мы стремимся, ищем людей. Я думаю, что преодолеем и эти проблемы. В идеале, конечно, работать над одной картиной.
Скажите, а как вы тогда отдыхаете и как сбрасываете стресс? Есть ли у вас хобби или какое-то увлечение?Эта вся тема – не моя. Следующее поколение после меня, как раз мои студенты, как оказалось, любят много и подолгу заглядывают внутрь себя без каких-то видимых результатов. С моей точки зрения, это их приводит ко всяким метаниям, странным выводам и суждениям, в которых исключительно внешние факторы виноваты в их страданиях и невзгодах. Бесконечное заколдовывание собственной прокрастинации словами – выгорание, work-life balance, отсутствием блендера для смузи на студии и тому подобное. Я сам часто прокрастинирую, но предпочитаю считать это моей проблемой.
Другой недостаток – я часто не могу отключить голову и разучился в какой-то момент отдыхать. Но сейчас мои дети помогают мне в этом, потому что я как-то с ними стараюсь в выходные проводить время, и они меня потихоньку выдёргивают из этого бесконечного общения и управления в телефоне, чтения и смотрения, чтобы не пропустить чего новенького. Конечно, хочется вернуться к музыке. Иногда на лыжах удаётся покататься.
Бывает, что прямо тяжело, но мне кажется: это нормально для любого занятия. Я довольно много прочитал и прослушал книг о современной нейрофизиологии, психологии и последних исследованиях, связанных с работой мозга и с дофаминовыми путями. Меня удивляло, когда студенты говорили мне после года работы, что они выгорели, и им нужно два месяца отдыха. Я не думаю, что они понимают клиническое значение термина «выгорание». Просто теряют связь с реальностью.
Другое дело – совсем новое поколение. У них в принципе нет такой ценности и самоцели как работа и самореализация. Это интересный сдвиг жизненного фокуса, и он мне гораздо больше нравится: они легко меняют занятия в жизни, не привязываются к вещам и материальным ценностям, быстрее схватывают, но не глубоко, и это вполне соответствует запросам современности. Это точно лучше, чем тосковать по тыквенному латте.
Может быть, когда это твоё дело, то сложно выгореть, потому что если выгоришь ты, то оно закончится? Никто, кроме тебя, им не будет заниматься.Я не говорю, что не устаю. Я не очень организованный человек, как ни странно, при своей любви, так сказать, к организации работы и организации других. Ты планируешь на день определенный круг задач, дошёл до работы, тебе накидали ещё 10, а они более срочные. Всё отодвигается. А если у тебя запланирована какая-нибудь лекция на следующий день, к которой ты не готов, как недавно было: у меня актёр в Питере должен был быть на час, а из-за его таланта всё затянулось на три, и я понимаю, что всё – ночь без сна. Такое бывает. Удаётся поспать часок. Возникает апатия, и себя жалко – это такие нормальные человеческие слабости, но это не выгорание ни разу.
А кино вы смотрите? Кого любите?Я в этом плане скучный человек. Я очень люблю хорошее кино, но его мало, а времени смотреть и выискивать его ещё меньше. Я недавно болел ковидом и пересмотрел все сезоны «Твин Пикса». Я оттуда немножко, из той эпохи: там хорошо, мне уютно, мне понятно, зачем это кино сделано. Другое дело, когда я смотрю для работы – я выключаю центральный канал и смотрю кусками какие-то решения по дизайну и миксу. Это не зрительский просмотр.
Большинство современных кино и сериалов разочаровывает. Я смотрел недавно второй сезон «Вторжения» на Apple TV. Первый был вполне себе. Но второй я смотрел и не понимал за что. Причём я вижу гигантскую проделанную работу, но ощущения, как от Midjorney: с одной стороны, это уму непостижимо, какой простор для творчества, с другой – в большинстве картинок отсутствует смысл: «вау-эффект» есть, а мурашки по спине не пробегают. Последний Кроненберг понравился, с удовольствием посмотрел. Сейчас хочу посмотреть «Убийцу» Финчера. «Бесконечный бассейн» и «Все страхи Бо» – хороши. Но в большинстве фильмов, даже номинированных по разным фестивалям, нет энергии, нет мурашек. Видимо теперь это настолько быстро делается, что не успевает сублимироваться магия искусства.
Вы говорили о том, что начинаете делать заготовки для того, чтобы в следующий раз какие-то моменты проходить в производстве быстрее. А это не ведёт к тому, что мы за этими скоростями упускаем то, что вызывает у нас в кинотеатрах мурашки? Как это в вашем случае соединяется?Никак не соединяется. Сознательно теряем, к сожалению. Тут ничего не поделаешь. Не мы такие – жизнь такая. Кроме шуток, это вопрос как бы курицы и яйца: что первым появилось. Не я пришёл и сказал: «Дай-ка я «Союз спасения» сделаю не за 6 месяцев, а за 2». Я не хочу никого обидеть из создателей «Союза Спасения», и я не считаю звук в нём недоделанным – наоборот. Но для этого мы работали в три смены перезаписи всей студией. И то, что это, как факт, произошло, конечно открыло ящик Пандоры. Этот срок при хорошем качестве исполнения и двигает нас к новой норме, после которой мы задумываемся о премейдах, об оптимизации. Так что если прямо ответить, причастен ли я к исчезновению мурашек в мировом кинематографе – да, причастен, но не я поставил такие условия.
Из-за того, что у меня больше половины дня занято какой-то организационной работой, я, наверное, тоже и свои навыки теряю как дизайнер, безусловно. Но это же процесс эволюционный – он предполагает не только позитивные трансформации. Что будет, если придёт ко мне условный Вильнёв с условной «Дюной», которая абсолютно гениальна, а я вот тут мурашки уничтожаю и творчески деградирую? Звучит пугающе, но это же тоже будет постепенно и эволюционно – новый Вильнёв мгновенно не появится, как и мурашки исчезли не сразу. Это будет постепенно. И я, и студия эволюционно обратимы: позитивного опыта за 25 лет накоплено много. Это уже случалось в конце 60-х: кино умирало под натиском телевидения, но появились Коппола, Лукас, и звук сделал огромный скачок в рамках пары-тройки лет. Опять-таки курица и яйцо – что причина, а что следствие. Звук – следствие. Так что я тут не считаю, что это какая-то грустная безысходная история.
А с кем бы вам хотелось поработать из режиссёров?Я, знаете, счастливый человек: почти со всеми, кто мне интересен, поработал. И не только в кино: в театре – с Никитой Михалковым, Ренатой Литвиновой, Тимуром Бекмамбетовым, даже в опере – с Андроном Кончаловским. Если бы я не оказался на «Мосфильме» – я никогда не встретился бы с Данелией, Канчели, Прошкиным, Сокуровым, Урсуляком, Бондарчуком. Тут я вполне счастлив.
Хотелось бы больше поработать с иностранными режиссёрами. Тут у меня не такой большой опыт. Мы больше делаем задачи для коллег-звукорежиссёров, но мне интересно было бы напрямую пообщаться с молодыми режиссёрами, посмотреть, как они понимают звук. Ну а мечтать о Линче или о Вильнёве – это немножко глупо: я думаю им есть, с кем работать.
А что бы вы посоветовали начинающим звукорежиссёрам?Я за то, чтобы пройти основные ошибки самостоятельно. Учиться делегировать простые технические вещи и брать на себя творческие задачи, а не прятаться за монтажом реплик, боясь приступить к фонам, дизайну, миксу. У меня довольно много времени заняло научиться работать в команде. Где-то в 2008-м у меня появился очередной помощник. Мне не хватало терпения, силы, умения объяснять ему. Что-то получалось у него хорошо, но довольно часто было плохо. Я слушал и не понимал, как это можно так бездарно сделать. Я же всё объяснил, показал, пропел даже. Я переделывал эти эпизоды по ночам. Сейчас я понимаю, что это было моё неумение упростить задачу, разбить её на компоненты, дать чёткие комментарии, смириться, может быть, с какими-то непринципиальными моментами, а этому нигде не учат. Как бы вас ни учили нажиманию кнопок или теории звука во ВГИКе — упущены управление собой и людьми и психология. Умение хотя бы элементарно составлять бюджет, оценивать работу — этого нет ни в школе, ни в институте. Культура поведения в коллективе с точки зрения какой-то минимальной ответственности за собственное поведение: позвонить, предупредить об изменении планов, какой-то минимальный набор трудовых отношений, — часто отсутствует у ребят, упущена и в семье, и институте.
Начинающим надо больше обратить внимание на околозвукорежиссёрские вещи и понимание искусства в целом: не столько на насмотренность в кино, а сколько ходить на выставки, слушать живую классическую музыку и любую другую. На самом деле многие люди не понимают, что, когда ты лишний раз пройдёшься по залу русской живописи в Третьяковке или пересмотришь Брейгеля или Хельнвайна, не важно, — у тебя столько зарождается в голове ассоциаций всяких, которые могут трансформироваться в звуковое решение. Это эвристический, бессознательный механизм. Но если внутри вашей нейросети пусто – она ничего не сгенерит. Та часть мозга, которая вами контролируется, умеет складывать числа, разбирается в коммутации Pro Tools, но она не придумывает стихи и звуки. Загрузите подсознание образами. Стало появляться очень много скучных людей, с которыми не о чем поговорить. Мне кажется, что это следствие хранения информации не в голове, а где-то за строкой поиска гугла. Когда понадобится — найду. Наверно это нормально для рецепта пирога, или формул тригонометрии, но губительно для творческого мышления. Должны быть интеллектуальные объекты, загруженные в ваш мозг. Он работает с ними сам, когда мы спим, когда мы тупо смотрим в одну точку. Этот эффект эврики довольно хорошо изучен. Так вот, чтобы оно там варилось — туда надо загрузить полезный культурный слой, соответствующий тому проекту, с которым ты работаешь, находить сложные звуковые аллегории любым образам, которые понятны зрителю.
А почему вы ушли из ВГИКа и больше не преподавали?Я прочитал 6 годовых курсов по дизайну звука, выпустил целиком один курс как мастер вместе с Антоном Балабаном. Когда у меня родился второй ребенок, совмещать работу, преподавание и семью, стало совсем невозможно по времени. Меня уговорили ещё на один год: якобы не могли найти преподавателя. В общем, там была целая драма.
А кого вы не возьмёте на работу? Есть какие-то критерии, которые для вас являются красной тряпкой?Да, абсолютно. У нас очень много было талантливых ребят, которых приходилось увольнять, хотя они самостоятельно работают сейчас как звукорежиссёры. Они не выдерживали обычно командной работы — то есть такие раки-отшельники, «токсичные душнилы» и прочие персонажи с классическими признаками звукорежиссёров, которые есть и у меня, но у них они превышали санитарные нормы. В первую очередь я возьму коммуникабельного, хорошо настроенного энтузиаста — пускай он будет что-то не знать. Важно, чтобы в глазах горело. Чтобы вот это «себе на уме» — такое не люблю. Много раз ошибался, много раз думал, что просто он умный, поэтому такой. То же самое со всякими самовлюбленными нарциссами — думал, что, наверное, это неплохо для работы. Однако практика показывает, что это мешает саморазвитию и восприятию критики.
Самое сложное в звуке в посте — это то, что ты первые пять лет приносишь, а тебе говорят, что всё это плохо. В разной форме. Мы сначала, конечно, говорим, что всё прекрасно. Но потом дальше такой список правок, что человек, в принципе, уткнувшись дома в подушку, понимает, что фраза «всё прекрасно» была дежурной. Это нормально, и я всем говорю: «Ребят, 10 тысяч часов практики в любом деле никто не отменял». Пока вы не наработаете их, пока вы звук не почувствуете, как пластилин в руках, — прорыва не будет». Надо, чтобы человек мог это вынести, потому что если ты один супергений, а все остальные просто тебя не поняли, то ты лучше сам работай. У меня просто нет физически времени на это. Я стараюсь сейчас меньше вообще комментировать. Тоже большая ошибка была, когда ты помимо объяснения, почему плохо, начинаешь объяснять, как нужно сделать, чтобы стало хорошо или говорить: «Посмотри, я вот делал похожие звуки в этом проекте, возьми оттуда», — вы этим парализуете человека, у него отключается креативная часть мозга, и он вместо развития и помощи получает соску. То есть вы заставляете человека изучить новую местность, но даёте ему навигатор. Он ничего не изучит, так и будет с ним передвигаться. Поэтому я теперь говорю просто нравится или не нравится и, как максимум, говорю, что именно не нравится. Минимум комментариев даёт максимум результата.
Вы являетесь трёхкратным лауреатом премии «Золотой орёл». Скажите, что это меняет в жизни и в профессии, если меняет?Слушайте, на первого «Орла» я даже не пошёл, честно говоря. Я получил его за «Ночной дозор», который я делал мучительно ночами – ничего не получалось. Вообще не понимал, что я делаю и как это сочетается со всем остальным.
Тимур уже уехал в Штаты на Todd-AO сводить. Оттуда они мне пишут на непонятном английском языке, что у них там ничего не открывается: Nuendo с Pro Tools тогда плохо обменивались монтажами. Я с трудом всё это наладил.
Дают нам на троих Орла, а к этому моменту уже прошёл год. Я делал «Турецкий Гамбит», и у меня никак не получалась сцена стрельбы по подсолнухам, потому что на тот момент из старых мушкетов было три выстрела в фонотеке, а своих записать как-то не получалось: у нас плохо со старым оружием, всё – холощеная пиротехника. В общем, вот внутри такого состояния это выглядело как-то нелепо. И я не пошёл. Хотя вручал
Энио Морриконе. Тогда эта премия была более авторитетная. Может, мне это казалось, но тогда мне всё понятно было по номинациям. Сейчас мне не всё понятно. Например, когда «Main Road» нет в номинации по графике из года в год – это уже явно что-то личное, учитывая их уровень: такого не может быть на профессиональных премиях. То же самое по звуку – Кирилл Василенко, например. Он только номинант: у него нет ни одного Орла. Ну так не может быть: где мы и где Кирилл.
Понятно, что это важная промо история. Это важно для студии, для ребят. Мы три года добивались, чтобы указывали студию, а не одного супервайзера, так справедливей. В прошлом году две наши картины были номинированы, получил премию фильм «Сердце Пармы». В принципе, к любым наградам надо легко относиться, потому что это всегда противоречиво, а сейчас особенно – даже Оскар потерял вес. Опять же причина в том, что всё стало средним по уровню: нет явных претендентов, очень широкий выбор неплохих работ. В «Орле» очень странно, что звукорежиссёр голосует за костюм и наоборот. Должно быть, чтобы всё-таки голосование было профильным.
Последний вопрос. Скажите, какие у вас основные правила жизни.Мне тяжело обманывать, честно скажу.
А приходится?Приходится, но не люблю и не умею. Это сразу очень видно по мне. Правил каких-то я не выводил для себя. Может, работать – это правило. Если для вас главное — работа, и вы выбрали такую специфическую область, то вы просто пашете с утра до вечера. Это так работает везде, в любой творческой профессии. Я не знаю ни одного, у которого всё получалось бы легко, без ошибок, на одной гениальности.
Второе правило — это, наверное, не скрывать знания. Я не люблю это, но встречаю и у наших коллег, и у западных. Видимо, какой-то комплекс самозванцев есть. Я помню в 2003-м году
Володя Овчинников привёз какого-то звукорежиссёра немецкого с мастер-классом. Никто не пришел: никто не записался на его мастер-класс, хотя до этого они привозили звукорежиссёров записи и сведения музыки — там просто отбоя не было от желающих. А на пост никто не пришёл, потому что всем было видимо страшно узнать, что они всё не так делают — я не знаю. Мне интересно рассказывать о работе, потому что у меня в процессе рассказа как-то всё структурируется в голове. Многие ребята жалуются, что от меня слова доброго не дождёшься. На мой взгляд, в критике больше толка, если она аргументированная. Это такая форма здоровой рефлексии. Но, конечно, хвалить тоже надо.